Академик В.П. Маслов

Экспертизы и зксперименты (стр.3)

таких возможностей, которая может реализоваться за длительный период, назовем аттрактором. Ясно, что для создания такой системы необхо­ димо заложить в память ЭВМ всевозможные модели выхода на хронические состояния. Помимо оптимальных траекторий изменения здоровья больного в результате лечения, ЭВМ долж на показывать, какие из этих траекторий могут притягиваться к тем или иным аттракторам. Очевидно, что эта «стратегическая» задача неизмеримо более сложна, чем «тактическая» — предложить способ лечения в данный момент. Кроме того, у нее менее достоверные результаты, так как все случайности учесть невозможно. Она усложняется еще и тем. что система тех аттракторов. которые мы в нее заложили, начинает конструи­ ровать ряд новых «странных» аттракторов, включающих причудливые переплетения хронических болезней, возможно, ранее неизвестных во врачебной практике.

Аналогичная, но существенно более сложная математическая задача возникает при создании экспертной системы со стратегическим назначением, которая моделировала бы социально-экономические явления. Такая система должна учитывать социальные, политические и экономические режимы, которые существовали ранее, а также появились в недавнем прошлом. Это могут быть режимы, сложившиеся в западных странах, или национально-социалистические режимы, утвердившиеся в Испании, Италии и Германии или, наконец, «единичные» режимы (режим Хомейни в Иране, «коммунистический» режим Пол Пота в Камбодже), пока не имевшие аналогии, но теоретически возможные. Их симптомы м огут быть изучены и заложены в память ЭВМ. Если траектория решения имеет тенденц ию притяжения к таким аттракторам, при выводах следует это учесть.

Трудность в том, что мы не можем точно промоделировать данное явление и попадание в сферу его притяжения не является, как правило, устойчивым. В этих случаях может понадобиться дополнительный анализ парадоксальной подчас ситуации. Это тем более сложно, что машина (как и в случае с медицинской системой) конструирует из заданных еще и новые странные аттракторы.

Такой странный аттрактор основан, например, на ситуации в ГДР, жители которой еще недавно либо эмигрировали в ФРГ, чтобы зарабатывать там твердую валюту, либо не работали вообще, так как за ту же работу в ФРГ платили в десятки раз больше. Они ждали присоединения к ФРГ как своего рода эмиграции вместе с жильем и производством. Машина экстраполирует это в следующий «странный» аттрактор Вначале к ФРГ присоединятся ГДР, затем на менее льготных условиях - Польша потом - Прибал тика, затем РСФСР, в результате экономически завоевываются те пространства, о которых мечтал Гитлер.

Такого сорта парадоксальных «странных» атракторов машина может «сочинить» довольно много, и «паразитные» аттракторы сильно запутывают ситуацию, создавая неимоверные вычислительные сложности.

На самом деле предположение, что аттрактор есть некоторое стационарное состоя ние, - слишком грубо. Ведь и хроническая болезнь -- это не стационарное состояние, а некий динамический процесс, часто начинающийся с острого инфекционного заболевания. Надо исследовать диаграмму всего процесса. Симптомы, борьба со смертью, подчас кажущееся полное выздоровление, возможная переоценка сил, новый срыв, далее щадя щий режим. Иногда, напротив, болезнь носит четкий волнообразный периодический характер.

Аналогичным путем должно рассматривать в динамике и нашу социально-экономи- ческую историю.

Приведу достаточно грубые и схематичные исторические примеры. В качестве моментов «борьбы со смертью» мы будем рассматривать войны или революции Я уже слегка касался выше сравнения двух отечественных войн в России. Напомню что системы наследственного самодержавия и наполеоновской империи, родившейся в результате Великой французской революции, в принципе были антагонистичны. В частности, множество эмигрантов-легитимистов в Петербурге способствовали такой поляризации. Несмотря на это, чувствуя безусловное военное превосходство противника, царское правительство заключило мирный договор с Наполеоном о разделе сфер влия ния. Это не остановило Наполеона в его планах, и он развязал войну 1812 года. У Наполеона в России не было пятой колонны. Наполеон продвинулся до Москвы - Россия сжалась как пружина и отбросила его до Парижа. Большую роль, безусловно, сыграла вера, русская религиозность, борьба с «басурманами», «антихристами». Ведь религиозную Испанию, не готовую принять новую, «буржуазную» идеологию, Наполеон тоже не смог одолеть. Далее произошло чудо: Россия не ослабела в целом в результате потерь и разрухи, принесенных тяжелейшей войной, а, наоборот, оправилась, окрепла и во много раз усилилась. Наряду с Англией она стала сильнейшей страной мира. Далее наступил период, когда Россия стала играть роль «жандарма Европы». Наконец, через сорок лет Россия ввязалась в конфликт с глубоко религиозной мусульманской Турцией и ввела войска в Молдавию и Валахию, раздражая этим Запад. Некоторые строки «Крым­ ской войны» Е. Тарле можно прямо отнести к введению войск в Афганистан в период застоя. В результате - поражение в локальной Крымской войне, потеря ряда террито­ рий и сфер влияния. А затем реформа и освобождение крестьян; реформа, своей половинчатостью не удовлетворявшая левых и раздражавшая правых. Эта схема, как диаграмма в грубом приближении, подходит и для описания как второй мировой войны. так и того, что произошло далее.

Для революций характерен как раз волнообразный периодический процесс. Революц ия, как говорится, перегибает палку влево до некоторого экстремума (террор Робеспьера во Франции, Брестский мир и военный коммунизм у нас), а затем, как и в случае

гибкого стержня, начинается периодическое колебание, в то время как желательно скорейшее установление равновесия.

В Великой французской революции цикл таких колебании приблизительно был равен восемнадцати годам. Таких циклов было четыре: 1) революция 1793-1794 годов; через девять лет окончательное установление культа Наполеона; 2) поражение в войне 18 12-1814 годов; 3) революция 1830 года; 4) революция 1848 года. Далее шел сложный и хаотический период с реакцией, войнами, который привел в конце концов в некотором равновесию.

В нашей революции циклы были примерно по двенадцать лет и насчитывают восемь колебаний. 1) Предреволюция 1905 года; через шесть лет - 1911 год - усиление власти Столыпина; 2) Революция 1917 года; изменение идеологии; примерно через шесть лет – нэп; 3) 1929 - год великого перелома; разгром кулачества; окончательное утверждение власти Сталина; 4) 1940-1941 годы. Захват новых территорий, кризис, война с Германией; примерно через шесть лет – усиление государства и власти; реакция в искусстве (Жданов), в науке (Лысенко). 5) 1952-1953 годы. Кризис в сельском хозяйстве; XIX съезд партии – приход новых людей; смерть Сталина; реформы; шесть лет спустя разгром старой сталинской гвардии, усиление власти; поворот в идеологии; 6) 1964 - 1965 годы. Устранение Хрущева и приход к власти новых людей, в том числе бывших комсомольских вождей, сторонников жесткой линии («ястребов») - коллегиальность руководства; примерно через шесть лет - уход группы «ястребов»: усиление власти. 7) 1977 год. Уход Подгорного; совмещение Брежневым двух постов – главы государства и генсека; брежневская конституция; приход в Политбюро бесцветных соратников Брежнева, усиление роли исполкомов, коррупция; равновесие между теневой экономикой, черным рынком и госсектором; еще шесть лет спустя -1983 год. Успехи в холодной войне и т.п.; попытка уничтожить теневу ю экономику; усиление власти (Андропов). 8) 1989-1990 годы . Поражение в холодной войне со всеми вытекающими отсюда последствиями. Победа идеологии рынка. Попытка передачи полноты власти исполкомам Советов: ослабление идеологии интернационализма и коммунизма; общее ослабление власти; либерализация общества.

При рассмотрении таких длительных процессов мы, по существу, теряем возмож ность использовать экспертов, поскольку они должны описать эволюцию мироощущения данного социального слоя хотя бы за двадцать - тридцать лет и его прежнюю реакцию. А это, как правило, забывается, как язык, на котором разговаривали в детстве. Тем не менее необходимо привлекать экспертов, которые могли бы свидетельствовать об изме нении точки зрения данного слоя общества. Приведу примеры такого изменения. Первый пример касается того слоя населения, по которому я сам могу быть в известной степени экспертом, потому что он взят из моих собственных наблюдений. Как-то, учась, кажется, в восьмом классе, я стоял вечером во дворе с товарищем моих детских игр. Я сказал ему, что, по-моему, роман А. Фадеева «Молодая гвардия» - вещь слабая в художественном отношении. Он заявил мне в ответ, что я антисоветчик. Я не сообщил ему, разумеется, что читал роман Пастернака «Доктор Живаго» в рукописи. Я понимал, что он вообще перестанет иметь со мной дело. При этом в ту пору я был большим поклонником раннего Пастернака, и роман меня разочаровал. Тем не менее я был уверен, что он хотя и не донесет на меня, но будет по этому поводу испытывать угрызения совести. Зато позднее, незадолго до официального признания «Доктора Живаго», когда мой школьный приятель стал располневшим, облысевшим профессором медицины, если бы я сказал ему, что «Доктор Живаго» мне не понравился, я уверен, не подал бы мне руки. Если же я напомню ему про ту давнюю беседу, которую он безусловно забыл, он воскликнет: « Каким же я был тогда идиотом!» Но это неверно. Он был и остался типичным представителем определенного слоя общества. И я сам как тогда, так и сейчас отношусь к другу детства с полным уважением, стараясь при встрече не раздражать его своими высказываниями.

Еще более важно изучать позиции выдающихся людей, того, кто, рискуя житью, идет на шаг впереди передового фронта событий, то есть героя своего времени. Таковым был А.Д. Сахаров - человек всегда благородный и смелый, что могут подтвердить все, кто его знал; человек имя которого в ойдет в историю. И хотя он отказывался принять назад свои медали Героя, пока не будут выпущены последние политзаключенные, он-то как раз для всех объективных людей как был, так и остается трижды героем. Он получал эти награды именно в рассматриваемой мной первой точке и тогда не отказывался от них, хотя и тогда, как известно, имелись политзаключенные. Но передовая линия проходила не там, а на фронтах холодной войны (могущей переасти в «горячую»), которую мы проигрывали без атомной бомбы.

Такие «траектории» изменения состяния общества ЭВМ должна записывать и запоминать, без эмоций, не вынося посмертно приговоров Меншикову и Талейрану за взяточничество, Стеньке Разину за убийство персиянки и т.д. При этом с точки зрения модели безразлично, прислушивался ли Стенька, как опытный атаман, к ропоту своих казаков и принес им в жертву персиянку или был выброшен вместе с ней за борт и заменен другим атаманом. Хочу сказать, что вообще такое моделирование возможно, если только мы будем пренебрегать ролью личности в истории при рассмотрении больших временных отрезков. Тем более не станем заниматься анализом влияния отрицательныхных качеств данной личности и осуждения их с высоты моральных принципов современного обывателя. Иначе говоря, такое моделирование имеет смысл только при априорном предположении существования внутренних законов развития общества. Если в качестве начальной аксиомы мы принимаем наличие непознанных еще законов его развития, то жаловаться на них или осуждать их действия столь же нелепо, как осуждать закон Архимеда за то, что какой-то человек утонул. Их надо изучать и действовать в достаточно широких рамках этих законов, чтобы смягчить тот колебательный процесс, который установился после революции. При таком предположении общие ситуационные . диаграммы можно и нужно рисовать в различных ситуациях и накладывать их на аналоги чные события, вырабатывая общую схему с использованием концепции Маха и Авенариуса. (Влияние их концепции на открытие законов о тносительности трудно переоценить.) Это первый шаг к пониманию истинных законов челове ческого общества. Математически формализовать это чрезвычайно трудно в отличие от случая тактической экспертной системы, но стремиться к такому пониманию надо. По крайней мере чтобы осуществить прогноз со стороны. Со стороны, ибо, к сожалению, массам, вовлеченным в ней исторический процесс, объяснить что-либо либо невозможно. И не только массам, но и отдельным людям. Попробывал бы я, например, объяснить на модели Ягоде, Ежову, Берии, Рюмина или Абакумову, что

тройки ОСО уже существовали во время Французской революции, и напомнить, что случилось в дальнейшем с теми, кто осуществлял эти судилища. Чем это кончилось для меня, и без модели ясно! И может быть, лишь в почти уже отрезанных их головах мелькнуло бы знаменитое берлиозовское «неужели?...», как «седьмое доказательство» из бессмертного романа Булгакова.